Оператор: человек за пультом управления…
Оператор блочного щита управления — тот самый человек, который сидит за пультом управления реактором, своего рода архетипический образ атомщика в массовой культуре. Работа оператора может показаться не слишком напряженной: менять что-то в работе реактора требуется не слишком часто, а нормальное функционирование АЭС не предполагает стремительных процессов. На фоне авиадиспетчеров операторы едва ли не скучают — но именно от их действий в первую очередь зависит безопасная работа реактора.
Эффективность АЭС как экономической единицы тоже напрямую связана с тем, как операторы выполняют свою работу. Самые распространенные в России реакторы выдают гигаватты мощности: за час один блок АЭС вырабатывает электроэнергию на сумму свыше миллиона рублей, так что даже считанные проценты потраченной впустую или недополученной мощности означают многомиллионные (в годовом выражении) потери. А если реактор приходится останавливать, то повторный пуск возможен лишь через несколько суток. Стоимость этого простоя вы можете оценить сами: мегаватт-час стоил на момент подготовки статьи свыше тысячи рублей.
Операторы блочного щита — не просто люди, обученные нажимать правильные кнопки в правильное время и знающие по инструкции, что (и когда) нужно делать. Скорее их уместно сравнить с пилотами, изучающими также аэродинамику, механику и метеорологию. В случае с реактором понимание процессов внутри невозможно без знания физики, причем не только ядерной. Реакторам, например, далеко не безразлично соотношение воды и пара в активной зоне — пар, как менее плотная среда, слабее поглощает нейтроны. Операторы за пультом обязаны хорошо представлять себе работу всего энергоблока, включая и большинство «неядерных» систем.
…и его рабочее место
Ряд серьезных аварий, включая катастрофу на Чернобыльской АЭС и разрушение энергоблока на АЭС Три-Майл-Айленд, произошли отчасти из-за ошибок операторов. Подчеркнем в последнем предложении выше слово «отчасти». Случай с Три-Майл-Айленд показателен тем, что на этой американской станции пульт был крайне неудачно спроектирован: часть критически важных данных отображалась на приборах… с задней стороны шкафов управления. Кроме того, при разрыве трубопроводов реактора сработало сразу под сотню аварийных индикаторов, на фоне которых оказалось невозможно сходу понять суть аварии — конструкторы пульта не выделили самые критичные приборы в отдельный блок.
В катастрофе 1986 года на Чернобыльской АЭС одним из многих ее факторов стало то, что в те годы у операторов не было всей полноты информации: следящая за работой реактора электронная машина выдавала результаты распечаткой, прочесть и проанализировать которую в момент начала аварии было невозможно. Сегодня операторы могут следить за всем на своих экранах в реальном времени, а для их обучения построены специальные тренажеры. Тренажер неотличим от настоящего пульта, и на нем можно воспроизвести любую ситуацию — от штатного запроса по изменению мощности до большинства мыслимых аварий.
Среди множества мер, принятых для предотвращения чрезвычайных происшествий, далеко не последнюю роль играет такая «мелочь», как, говоря современным языком, пользовательский интерфейс и пользовательский опыт. Инженеры здесь работают совместно с промышленными дизайнерам и психологами — даже расположение цифр на шкале приборов существенно влияет на процент ошибочных считываний. И, к слову, именно рабочие места операторов ответственных производств (атомная энергетика, химические заводы), включая АЭС, исторически были первым объектом для специалистов по пользовательским интерфейсам.
Операторы: но — не за пультом
Профессия оператора блочного щита управления требует высшего инженерно-физического образования. Выучиться на эту специальность можно, к примеру, в МИФИ. Но «операторы» — это более широкое понятие, и занимаются они не только реактором. Ведь, кроме реактора, АЭС состоит из огромного числа иных агрегатов: парогенераторы, теплообменники, сепараторы — устройства, разделяющие пар и воду, циркуляционные насосы, турбины и буквально километры трубопроводов, соединяющих это вместе. Оператор на атомной станции — это сотрудник, работающий со всем перечисленным. Или, на официальном языке, занятый эксплуатационным обслуживанием реактора.
Наряду с задачами вида «повысить мощность реактора, подняв стержни регулирования» повседневная работа на энергоблоке предполагает массу «неядерных» дел, например открыть какую-нибудь задвижку, пустить или остановить насос, промыть участок трубопровода и так далее и тому подобное. Даже, казалось бы, банальная вентиляция в реакторном отделении устроена куда сложнее, чем простой вытяжный канал на улицу: воздух предварительно пропускается через специальные фильтры, призванные не допустить утечки радиоактивных веществ. Аналогично устроена и специальная канализация: вода от промывки оборудования не сливается в ту же канализацию, что и вода от слива из раковин и туалетов в административном здании.
В обязанности операторов входят и рутинные осмотры всего оборудования. Где-либо изменился шум от работающих агрегатов? Подпись на чем-либо не соответствует действительности? Что-то лежит не на своем месте, не говоря уж о проходе? Облупилась краска или просто поверхность покрылась грязью? Это не мелочи и не фигуры речи, а пункты, указанные в официальном документе МАГАТЭ под красноречивым названием «Ведение эксплуатации атомных электростанций: руководство по безопасности», пусть и несколько более сухим языком («признаки отклонения от удовлетворительного административно-хозяйственного содержания (...) нарушение лакокрасочных покрытий» — мы поменяли на «облупилась краска»).
А когда операторы блочного щита нажимают кнопку «закрыть задвижку на таком-то трубопроводе», то же международное руководство предписывает не просто дождаться появления на пульте сигнала «задвижка закрыта», но и убедиться в том, что трубопровод действительно перекрыт. То есть «просто операторам» нужно сходить, посмотреть на задвижку вблизи и сообщить на пульт управления. Только потом на пульте могут действовать дальше: включать или выключать какие-то иные агрегаты.
Белоярская АЭС
От «сбегай, проверь задвижку» до «поднять стержни системы управления»
Операторы, как мы убедились, бывают разными. Различается их квалификация, а это влечет и разный уровень ответственности вкупе с оплатой труда: оператор, занятый вспомогательным оборудованием на небольшой по мощности АЭС, стоит на несколько ступеней ниже человека, сидящего за пультом ВВЭР-1200.
Обучение обычного оператора требует около полутысячи часов: из которых чуть меньше половины составляет практика, стажировка под руководством опытных специалистов. А вот выучиться на оператора блочного щита управления можно не меньше чем за тысячу часов, причем теоретическая часть занимает меньше половины этого времени. Попасть за пульт можно после нескольких сотен часов стажировки и двух сотен часов, проведенных за тренажерами. На выпускном экзамене в центре подготовки (в России такие есть, например, при Нововоронежской и Смоленской АЭС) нужно перевести аварийный реактор в безопасное состояние… разумеется, на тренажере.
Создание точных копий пультов управления АЭС, кстати, стало стандартом относительно недавно: в 1980-е годы. Поводом для повсеместного внедрения подобного обучения послужила авария на Чернобыльской АЭС и разбор ее специалистами по безопасной эксплуатации атомных станций. Тренажеры дают уникальную возможность заранее отработать ситуации, требующие быстрых и слаженных действий.
Кстати, о руководстве
В разговоре о работе операторов стоит отметить еще один момент — иерархию и дисциплину. Неправильно думать, будто каждый сидящий за пультом человек лично выбирает режим работы реактора и самолично принимает все решения — энергоблок это даже не самолет, пилот которого имеет сравнительно большую свободу действий.
Работой операторов за пультом и во многом всех прочих сотрудников руководит начальник смены энергоблока. Который, в свою очередь, выполняет распоряжения начальника смены всей станции или дежурного диспетчера АЭС. Дежурные диспетчеры работают в связке с диспетчерами электроэнергетической системы, так что решение об изменении мощности энергоблока последовательно проходит через ряд людей: в диспетчерской энергосистемы отслеживают потребление электричества на уровне целых городов и больших предприятий, диспетчер АЭС принимает решение о том, может ли сейчас станция физически поменять мощность в требуемых пределах, а уже начальники смены блоков распоряжаются о конкретных действиях.
Или, если внезапно обнаруживается препятствие, немедленно ставят в известность начальника смены станции. И в ряде случаев лично принимают решения, не терпящие промедления, — организационная структура АЭС жесткая, предполагающая строгую дисциплину, но в то же время позволяющая в экстренных случаях не ждать согласования всех действий «на самом верху». Случись авария — и все может оказаться в руках оператора за пультом, хотя регламент и предполагает возможность замены оператора начальником смены в особо сложных случаях.
Работа на АЭС также предпола… нет, все-таки требует, обязывает! — вести журналы. Буквально все протоколируется: записывается каждое нажатие на кнопку, настройки всех приборов и агрегатов, показания приборов (сегодня они сохраняются и в памяти компьютеров, конечно) и перечень находящихся в реакторном отделении сотрудников. Про показания дозиметров и говорить нечего, их учет разумеется сам собой (что, опять-таки, отражено в инструкциях). Так что если строгие регламенты и идеальная дисциплина не ваши сильные качества, лучше подумать о какой-то иной сфере деятельности.
Дозиметрист
Дозиметрист — еще одна сугубо ядерная специальность. Они отслеживают радиационную обстановку на станции, особенно в потенциально опасных местах. Причем это не просто регулярные обходы помещений с дозиметром: обязанности дозиметристов намного шире.
Помещения станции, где хотя бы теоретически возможен контакт человека с радиоактивными веществами, выделяют в зону строгого контроля. Все, кто заходит в эту зону — пусть даже на короткое время, обязаны иметь при себе индивидуальный дозиметр, который потом сдается именно дозиметристам. А если, к примеру, работающий в зоне строгого контроля сотрудник явится на работу с большой ссадиной, то решение о том, можно ли с таким повреждением кожи работать, принимают два человека. А именно: фельдшер и опять-таки дозиметрист.
Дежурный дозиметрист одним из первых — наряду с начальником конкретного участка — узнаёт о всех подозрительных происшествия. Ему обязаны докладывать о всех мыслимых неисправностях и уж тем более о срабатывании автоматической сигнализации. Дозиметристы проверяют все выносимые из зоны строгого контроля предметы, а также следят за тем, чтобы после любых работ место осталось таким же чистым, каким оно было перед их началом. «Чистота», разумеется, имеется в виду радиационная, и это весьма интересное понятие: даже в официальных инструкциях зону строгого контроля называют «грязной» — и не потому, что там постоянно повышенный радиационный фон, а из повышенной осторожности. Считается, что все внутри «грязное» по умолчанию, и поэтому сотрудники следуют правилам, которые в случае реальной утечки чего-то радиоактивного позволят минимизировать последствия.
Вход в зону строгого контроля сделан через специальный санпропускник. В первой, «чистой» (напомним: внешней, куда зашли извне), комнате снимают обычную одежду с обувью. Оттуда уже в тапочках проходят в следующее помещение, там переодеваются в рабочую спецодежду, затем в спецодежде, но в носках выходят к выходу в «грязную» зону и там, в последнюю очередь, надевают специальную обувь. А еще заблаговременно убирают волосы под шапочку: волосы могут задерживать грязь, включая и «грязь» дозиметрическую.
В санпропускнике также берут (при проходе в «грязную» сторону) и оставляют на выходе в «чистый» мир индивидуальные дозиметры. Эти приборы, вопреки расхожим представлениям, показывают не то, сколько в данный момент в данной точке радиации, а сколько облучения получено дозиметром в совокупности. Если, к примеру, работник в какой-то момент взял в руки нечто «грязное», то его индивидуальный дозиметр зафиксирует полученную дозу... теперь предлагаем догадаться, кто же проверяет показания дозиметров до и после смены. Правильно: это снова работа дозиметристов!
Иногда дозиметристы становятся впоследствии операторами — это логичный шаг в карьере, поскольку дозиметрист уже привык к порядку, знает специфику работы на атомной станции и обладает частью необходимых теоретических знаний. Кроме того, что немаловажно, есть личные связи с другими сотрудниками, сработанность с коллективом в целом.
Сотрудник ремонтной бригады
Напишем тут фразу, которая в отрыве от контекста может и напугать: на АЭС постоянно что-то ломается. Не может не ломаться: ведь любая электростанция — это даже не тысячи, а десятки или сотни тысяч всевозможных узлов и деталей. Как минимум в светильниках будут перегорать лампочки, краны над раковинами изнашиваться и протекать, перила и лестницы расшатываться… да и краску на металле надо иногда обновлять. Кто-то должен чистить вентиляцию, чинить телефонные аппараты и репродукторы, и мы даже еще не дошли до планового ремонта по-настоящему больших устройств. Циркуляционные насосы, например, их неспроста ставят больше, чем необходимо для нормальной работы реактора; часть можно отключить и отремонтировать без остановки всего энергоблока.
Если обнаружение всех неисправностей или просто подозрительных отклонения от нормы — задача операторов (и отчасти дозиметристов), то вот ремонтными работами сверх чего-то совсем элементарного предписано заниматься специалистам. Их перечень на АЭС, в принципе, схож с перечнем сотрудников ремонтных служб тепловой электростанции или даже иного большого завода — сварщики, электромонтеры, слесари, сантехники, специалисты по вентиляции и кондиционированию, по слаботочным системам и сигнализации. И по сути работа того же сварщика на АЭС достаточно похожа на работу его коллеги в другом месте: прочно и надежно соединить сваркой те или иные детали, заварить трещину или, напротив, вырезать поврежденный участок.
Но есть разница в требованиях к квалификации работников и в организации работ. Особенно если речь не о трубе водопровода в туалете административного корпуса, а о трубе, по которой из реактора течет расплавленный натрий. Как, скажем, на Белоярской АЭС: ее реакторы на быстрых нейтронах используют в качестве теплоносителя этот металл, свойства которого многие помнят по курсу химии в школе (кто не помнит, наберите «кинули натрий в воду» в строке поисковика). Кстати, натрий выбрали не просто так, а потому что вода и пар под давлением в сотни атмосфер с температурой свыше 300 ℃ предъявляют ко всем сварным швам и самому материалу труб даже более жесткие требования.
Поэтому и квалификация сварщика будет выше, и вслед за сварщиком шов детально изучат дефектоскописты. А все имеющее отношение к работе запишут в очередные журналы (именно во множественном числе: от выписанных нарядов на работы до перечня показаний индивидуальных дозиметров). Даже если это не трубопровод первого — проходящего через сам реактор — контура, а какая-нибудь безнапорная внутренняя канализация в реакторном отделении. Ведь вдруг именно этой трубе потом придется принять радиоактивную воду в случае аварии?
Наша фраза про то, что на АЭС постоянно что-то ломается, может быть дополнена словами «и чинится». Причем не просто чинится, а, говоря языком международных документов, приводится к «целевому состоянию, обеспечивающему безопасную работу в соответствии с консервативными оценками». Это значит, что по умолчанию на АЭС все поддерживается практически в идеальном порядке: чтобы не создавалось даже предпосылок к аварии. И сверх того, чтобы станция была готовой к аварии — вспомните фильтры в системе вентиляции британского реактора и требование идти через санпропускник сначала в тапочках, а потом и вовсе в носках. Последнее тоже про безопасность, поскольку спецобувь, если вдруг окажется испачканной чем-то радиоактивным, останется вдали от дверей в чистую зону. Даже уборщики, следящие за теми самыми тапочками, тоже вносят свой вклад в атомную безопасность.
Люди за пределами помещений АЭС
Системам АЭС нужна чистая вода — не оставляющая солей, то есть банальной накипи, в трубопроводах. Эту воду готовят в специальном здании, в цеху водоподготовки, а перед этим она проходит через насосную станцию на берегу водоема. За водоснабжение отвечают рабочие, технологи и лаборанты: их труд на АЭС схож с буднями коллег в городском Водоканале или на тепловых электростанциях, тоже активно потребляющих воду.
Рядом с машинным залом и реакторным отделением располагаются большие площадки с ОРУ — открытыми распределительными устройствами. Это как повышающие напряжение для передачи на большие расстояния трансформаторы, так и высоковольтные разъединители, выключатели для ЛЭП. В этом электрическом хозяйстве нужны люди, умеющие работать рядом с установками под напряжением в десятки и сотни тысяч вольт — и именно их, а вовсе не работающих в реакторном отделении, можно увидеть за работой в «костюме космонавта», тяжелом защитном обмундировании. Оно нужно не для защиты от радиации, работа электриков далека от чего-то радиоактивного — нет, угрозу людям, переключающим высоковольтное оборудование, несет электрическая дуга. Чем выше напряжение, тем строже требования к электрикам и опять-таки тем больше дисциплины, журналов и регламентов.
Про ремонтные мастерские мы еще не писали, но про их наличие на территории АЭС вы и так, наверное, догадались, прочитав главу «Сотрудник ремонтной бригады»: понятно, что для починки большинства сложной техники нужны отдельные мастерские или даже цеха. А вот про административный корпус и его обитателей стоит сказать отдельно: ведь атомная станция — это в конце концов большое предприятие с тысячами работников (около трех тысяч на Смоленской АЭС, к примеру). Там нельзя обойтись без отдела кадров, бухгалтерии, канцелярии и, разумеется, медицинской службы: больного оператора на рабочее место пускать нельзя, это снова вопрос безопасности.
Еще про организационные вопросы в международных регламентах сказано, что операторов в большинстве случаев нельзя наказывать за ошибки — чтобы не провоцировать ситуации, когда люди из страха будут скрывать информацию о потенциальных угрозах. Психологическое состояние операторов АЭС имеет значение, и на той же Смоленской АЭС есть отдельная психофизиологическая лаборатория: то есть на атомных станциях работают и психологи. Они не просто собеседуют кандидатов на работу и следят за душевным здоровьем и благополучием сотрудников — для атомной станции критично избежать текучки кадров, людям необходимо создавать условия для спокойной работы на протяжении многих лет.
Внедрение новой техники — а техника на станции постоянно модернизируется — также предполагает наличие на АЭС специалистов из других организаций. Это могут быть и наладчики с монтажниками, и конструкторы, и программисты. Кто-то также возит всевозможные грузы — соответственно, на АЭС есть и транспортный цех, и гараж, а на многие станции подведена и железная дорога — поэтому среди работников станции можно встретить даже железнодорожников.
А также — экологов, следящих за окружающей средой. Их обязанности отчасти пересекаются с работой дозиметристов, но только отчасти — экологическая безопасность станции связана не только и даже не столько с радиацией. Трансформаторные масла в хозяйстве электриков, реагенты на узле водоподготовки, бытовые сточные воды (напомним: тысячи человек проводят на АЭС весь день) и сток из ремонтных мастерских — и это мы еще даже не дошли до вопроса нагрева воды в ближайшем водоеме.
Вблизи Смоленской АЭС, кстати, можно встретить в водохранилище лягушек большего, чем обычно, размера. А около ныне закрытой Игналинской АЭС в Литве зимой, в нетипичное для них время, встречались цапли. Оба явления обусловлены теплой водой; точно такие же эффекты дают и ТЭС сопоставимой мощности. «Бросовое» тепло электростанций (и атомных в том числе) могут применять тепличные комплексы и рыбохозяйства — формально они уже отделены от АЭС, так что их работников мы все-таки включать в наш перечень не станем. Вот пресс-службы и информационные центры — другое дело, они есть на большинстве станций мира, поэтому на АЭС можно встретить и пиарщиков, и редакторов.
Наконец, станцию, как объект с ядерными материалами, нужно охранять. В России этим занимаются внутренние войска МВД, поскольку задача охраны АЭС куда сложнее, чем даже охрана ювелирного завода. Считать ли их «работниками станции» — вопрос сложный, но наличие такой важной функции, как «охрана станции», в любом случае стоило отметить.
Итак, профессий в атомной отрасли очень много, и здесь мы даже не успели все перечислить. Хочешь узнать, какая из них тебе? Вот здесь можно пройти онлайн-тестирование и узнать, в чем твоя суперсила, какие точки роста в развитии навыков, какие направления подготовки в вузах, роли в проектах, профессии тебе могут подходить.
